Четыре сезона [litres] - Стивен Кинг

Он безучастно перевернул табель лицом вверх, собираясь посмотреть, сколько баллов ему не хватило до тройки. Наверняка самой малости, но разве Железного Сторрмана этим проймешь! Табель оказался пустым – в графе «Баллы» и «Оценка» ничего не было. И только внизу в разделе «Примечание» от руки написано: «Я очень рад, что могу не вручать тебе настоящий! Так держать! Сторрман».

Перед глазами все поплыло, в голове громко зашипело, будто надували гелием воздушный шар. Тодд ухватился руками за края парты и чудовищным усилием воли овладел собой. Постепенно пелена перед глазами спала, и теперь он боролся с неимоверным желанием броситься за учителем и выколоть ему глаза остро отточенным карандашом, который вертел в руках. Одна-

ко его лицо оставалось бесстрастным, и только легкий тик века выдавал бушевавшие в душе страсти.

Через пятнадцать минут учеников распустили на выходные, и Тодд медленно побрел к велосипедной стоянке, сунув руки в карманы и зажав учебники правым локтем. Уложив книги в багажную корзину велосипеда, он отстегнул цепь с замком и покатил в сторону дома Дюссандера.

Сегодня, повторял он. Сегодня твой последний день, старик.

– Итак, – произнес Дюссандер, наливая себе виски, когда Тодд вошел на кухню, – подсудимый возвращается из зала суда. И какой вынесли вердикт? Виновен? – На нем были халат и пара ворсистых шерстяных носков, почти закрывавших голени.

Тодд мысленно отметил, что в таких носках легко поскользнуться, и бросил взгляд на бутылку в руках Дюссандера. Виски в ней оставалось всего чуть-чуть.

– Двоек нет, единиц нет, никакого табеля тоже нет, – ответил он. – В июне придется снова подчистить кое-какие оценки за год, чтобы не оказалось троек. Но в этой четверти, если продолжать в том же духе, будут одни пятерки и четверки.

– Ты продолжишь, не сомневайся! – заверил Дюссандер. – Мы за этим проследим. – Он сделал глоток и плеснул в чашку еще виски. – Это надо отметить! – Он говорил, чуть растягивая слова. Тодд уже достаточно хорошо знал старика, чтобы понимать – тот был здорово пьян. Да, сегодня! Он должен умереть сегодня!

Однако надо сохранять спокойствие.

– Еще чего! – произнес он.

– Боюсь, посыльный с белугой и трюфелями опаздывает, – продолжил Дюссандер, не обращая внимания на подростка. – В наши дни ни на кого нельзя положиться. А пока мы ждем, не подкрепиться ли галетами с плавленым сыром?

– Ладно, – согласился Тодд. – Без разницы.

Дюссандер поднялся и двинулся к холодильнику. По дороге старик пошатнулся и, ударившись коленом о ножку стола, поморщился от боли. Он достал сыр, взял из буфета нож, тарелку и вытащил из хлебницы пачку галет.

– Все тщательно обработано синильной кислотой, – сообщил старик Тодду, раскладывая сыр и галеты на столе.

Дюссандер улыбнулся, и Тодд заметил, что он опять забыл вставить челюсть. Тем не менее мальчик улыбнулся в ответ.

– Что-то ты сегодня больно тихий! – воскликнул Дюссандер. – Я-то думал, ты будешь скакать от радости. – Он вылил в кружку остатки виски из бутылки, отпил и причмокнул от удовольствия.

– Наверное, еще не до конца осознал, – ответил Тодд и откусил кусок галеты. Он давно перестал бояться перекусывать у Дюссандера. Старик верил, что у друга Тодда хранится письмо, которого на самом деле, конечно, не было. У Тодда были друзья, но никому из них он настолько не доверял. Дюссандер, возможно, об этом догадывался, но вряд ли мог пойти на такой риск, как убийство.

– Так о чем мы поговорим? – поинтересовался Дюссандер, допивая виски. – Сегодня мы устроим выходной – я освобождаю тебя от занятий. Как тебе это? А?

Когда он пил, акцент, сильно раздражавший Тодда, становился особенно заметным. Но сегодня он его словно не замечал. Сегодня его ничего не бесило, и он был совершенно спокоен. Тодд взглянул на свои руки – им предстояло толкнуть старика, а они выглядели как обычно. Не дрожали и не потели.

– Мне все равно, – сказал он. – О чем хотите.

– Может, рассказать об этом мыле, которое мы варили? О гомосексуальных экспериментах? Или о том, как мне удалось бежать из Берлина, когда я по глупости туда вернулся? Меня ведь едва не поймали. – Он провел по шее пальцем, как бритвой, и засмеялся.

– О чем хотите, – снова повторил Тодд. – Мне правда без разницы. – Он молча наблюдал за Дюссандером – тот, убедившись, что в бутылке пусто, выбросил ее в ведро для мусора.

– Ты, похоже, не в настроении, так что об этом я рассказывать не буду. – Старик нерешительно постоял возле ведра и направился к двери в подвал. Шерстяные носки шаркали по неровному линолеуму. – Лучше я тебе расскажу историю про испуганного старика. – Дюссандер повернулся спиной и открыл дверь в подвал. Тодд тихо поднялся. – Он боялся одного ма-

ленького мальчика, который был в некотором роде его другом. Умного мальчика. Мама называла его способным учеником, и старик имел возможность убедиться в ее правоте… хотя и не в том смысле, который она вкладывала в эти слова.

Нащупав на стене старомодный выключатель, Дюссандер пытался включить свет непослушными пальцами. Тодд неслышно подбирался сзади. Он знал, куда наступать, чтобы пол не скрипнул: он ориентировался на этой кухне даже лучше, чем дома.

– Поначалу мальчик не был другом старика, – задумчиво продолжал Дюссандер. Ему удалось наконец включить свет, и он, пошатнувшись, с трудом спустился на одну ступеньку. – Скорее даже наоборот. Но потом… он стал к нему относиться лучше, хотя неприязнь еще осталась. – Он разглядывал полку, ухватившись за поручень.

Тодд уже стоял сзади и хладнокровно прикидывал, с какой силой толкнуть старика, чтобы тот не удержался и полетел вниз. Он решил дождаться, когда Дюссандер потянется к полке.

– Отчасти мнение старика изменилось благодаря чувству равенства, – продолжал говорить Дюссандер. – Дело в том, что и мальчик, и старик оказались в одинаковом положении: каждый из них знал нечто, что другому хотелось сохранить в тайне. А потом… потом старик понял, что положение изменилось. Да! Он уже не был так уверен в своей безопасности, поскольку от безысходности или по здравом размышлении мальчик мог решиться на отчаянный шаг. И в одну из долгих бессонных ночей старик придумал, как ему себя обезопасить.

Дюссандер убрал руку с поручня и наклонился вперед к полке, но Тодд не шевельнулся, чувствуя, как ледяное спокойствие уступает место растерянности и злости. Старик ухватил новую бутылку, и Тодд вдруг с раздражением подумал, какой омерзительный запах исходит из подвала. Оттуда тянуло мертвечиной.

– И тогда старик вылез из постели. Что в его возрасте сон? Чепуха! Он сел за стол, размышляя, как ловко сумел превратить парнишку в своего соучастника и какие невероятные усилия тому пришлось приложить, чтобы исправить оценки. А теперь, когда с учебой все наладилось и опасность миновала, старик